В 1952 году в Черногорский монастырь св. Василия Острожского как снег на голову нагрянули представители югославской спецслужбы "Удба". После недолгой ревизии было оформлено изъятие некоторых церковных "вещей" - так было записано в протоколе.

Эти таинственные "вещи" не менее таинственно вдруг исчезают в том же году, и только спустя пятнадцать лет обнаруживаются их следы. В 1968 году один из полицейских под большим секретом сообщает Цетинскому игумену Марку и епископу Даниилу, что "вещи" были переданы спецслужбой в Цетинский исторический музей, где они и находились все это время в государственном хранилище. Церковнослужителями было положено немало сил, чтобы вернуть их и положить в Цетинский монастырь. Но только 30 октября 1994 года на открытии Собора Сербской Православной Церкви митрополит Черногорский и Приморский Амфилохий наконец объявил, что под скромным наименованием церковных "вещей", найденных в монастыре св. Василия, скрывались величайшие христианские святыни: Филермская икона Божьей Матери, написанная по преданию апостолом Лукой (кстати, икона так и осталась в Цетинском историческом музее), частица древа от Животворящего Креста Господня и десница святого Иоанна Крестителя.

Вопрос о духовной жизни является основным для каж­дого человека, поскольку именно она в конечном счете определяет характер, направление и самую разумность всей его деятельности. Духовное состояние является свое­го рода маточным раствором, порождающим кристаллы всех тех идей, чувств, желаний, переживаний, настроений человека, которыми он живет, всего его отношения к лю­дям, природе, делам, вещам и т.д. Ибо дух творит себе формы. Правильная духовная жизнь несет в себе здоро­вую во всех отношениях жизнь, является источником то­го благоденствия, к которому естественно стремится каж­дый человек и каждое общество. Напротив, нарушение духовных законов неотвратимо приводит к разрушению всего строя жизни на всех ее уровнях — личном, семей­ном, общественном.Понимание духовности, как правило, неразрывно свя­зано с другим не менее емким понятием — святостью. В разных религиях и культурах они имеют свой характер. На­ибольший и вполне закономерный интерес вызывает их православный смысл.

Хитрее и опаснее описанного искушения – возникновение у пастырей мыслей о чудесах и желаний чудес от Бога в доказательство целесообразности их пастырского подвига. Такие мысли равносильны диавольскому предложению броситься вниз (см.: Лк. 4, 9–11). Само по себе чудо еще не возращает души нравственной. Ее трогает скорее незримое, тихое, подобное росе снисхождение Божией благодати. И пастырскому служению чудеса не помогут. Они подавляют человеческую личность, воздействуют внешне. Важнее предварительное поддержание внутреннего настроения, проникновение евангельскими идеалами и убеждениями. Чудо заставляет отказаться от дурного действия, но не от дурной воли и не от скрытой греховной жизни сердца.

Пастырю полезнее действовать на окружающую среду не внешними мерами, а ношением внутри себя Царства Божия и теснейшим единением своим с Богом. Если в желании чуда греховно удовлетворяются те или иные мнимодуховные потребности, то вражье внушение пастырю сводить свою деятельность к чиновничеству вредит пастырскому служению еще существеннее.