Вид церкви, разрушенной во время октябрьских боев. Москва, 1917 г.

Глава первая. В СТОЛИЦЕ

Отречение Государя Императора Николая Александровича Романова от Престола Российской Империи 2 марта 1917 года вызвало крах священной формулы-догмата национально-исторической сущности России: "Православие, Самодержавие, Народность", - и вытекавшего из него лозунга: "За Веру, Царя и Отечество!". Архиепископ РПЦЗ Нафанаил (Львов) в своем Слове о Царе мученике точно отметил: "Он до конца пронес Крест Своего Царственного служения, до тех пор, пока все кругом не восстало против Него в подлом изменническом бунте и дальнейшее Его Царское Крестоношение потеряло смысл, ибо, если можно губить и против воли губимого, то нельзя спасать против воли спасаемого".

Начало же заседаний в Храме Христа Спасителя г. Москвы Поместного Собора Русской Православной Церкви 4/17 августа 1917 г., призванного посильно остановить духовное падение страны, по благословению Божьему уже связалось с именем будущего Патриарха вл. Тихона (Беллавина), в это время - митрополита Московского. Хлопоты по организации и размещению членов Собора в значительной мере легли на его плечи нового Московского Митрополита. Организация была проведена прекрасно. Не удивительно, что митр. Тихон был избран Председателем Всероссийского Собора РПЦ почти единогласно - 407 голосов против только 33-х.

Председательствовать на Соборе было не так легко. Если большинство выборных членов Собора являли собой верных чад Церкви, то было и довольно большое число членов Собора, преимущественно по назначению Временного правительства, которые по настроению своему были обновленцами и старались внести революцию в ограду Церкви.

Собору предшествовало немало разных съездов и собраний, на которых громко раздавались их голоса, поддерживаемые служебным аппаратом Синода. Как всегда бывает при революционных движениях, все говорили о правах и мало вспоминали об обязанностях. Такие люди старались в заседания Собора внести дух революционных собраний. Они твердо надеялись через Собор осуществить в Русской Церкви реформацию. И, конечно, более всего они боялись восстановления Патриаршества. Формально, в обширной повестке Собора и программе, охватывавших все стороны церковной жизни, о Патриаршестве не было сказано ни слова. Вопрос этот в разделе о Высшем Церковном Управлении был поднят впервые мирянами. Даже не все епископы поначалу сочувствовали Патриаршеству.

Раздел Собора о Высшем Церковном Управлении привлек особое внимание. В нем участвовало более двухсот членов, в том числе много профессоров. Однако были там и простые крестьяне. Противники Патриаршества вели ожесточенную борьбу. Вождем их был будущий идеолог обновленчества проф. Титлинов. Но сколько они ни старались, идея Патриаршества все более настойчиво росла в умах членов Собора.

Когда в октябре 1917 г. произошел большевицкий переворот, члены Собора с особой ясностью увидели, что Церковь не может существовать в новых условиях без возглавления Ее вождем. Заседания происходили в том время, когда шла стрельба по улицам Москвы. Многие епископы и члены Собора приходили на собрания, несмотря на свист пуль. Но яркие противники Патриаршества, видимо, были менее храбрыми, и их оказалось немного, когда подано было заявление о прекращении прений и немедленном избрании Патриарха.

Кворум был налицо, председательствовал митр. Тихон. Он вел заседание с обычным для него спокойствием, но вместе с тем с твердостью и решительно противодействовал попыткам остановить избрание Патриарха.

Свершилось это великое дело! Смиренный Тихон, смиренный не только по официальной подписи, но и по существу, становится Патриархом. Патриарх Тихон ощутил себя не только каноническим возглавителем русского епископата, но и вождем русского народа. Его и выбрали в этом качестве. Желание иметь такого вождя при наступлении гонения на Церковь и при наличии всех преступлений советской власти явствует из многочисленных выступлений членов Всероссийского Собора, ратовавших за восстановление Патриаршества. С падением православного Царства Святая Русь была обезглавлена. Теперь возглавил ее Патриарх Тихон, и он живо чувствовал историческую ответственность, которая легла на его плечи.

Новоизбранный Патриарх слышал много выражений радости по поводу его избрания и изъявления преданности. Все это его укрепляло и утешало. Но, с другой стороны, интронизация в поврежденном бомбардировкой Успенском соборе, занятие Кремля красными войсками и встреча патриаршего шествия вокруг Кремля с демонстрацией коммунистов, напоминали о наступившем порабощении России. Принимая от митрополита Владимира жезл св. Митрополита Петра, Патриарх высказывал вызываемую внешними событиями горечь. "Патриаршество, - говорил он, - восстанавливается на Руси в грозные дни, среди огня и орудий смертоносной пальбы". Он обращал к Богу скорбные слова: "Господи, Сыны Российские оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники, стреляли по храмовым и кремлевским святыням, избивали священников Твоих". Но Патриарх чувствовал тогда, что и эти преступники подлежат его попечению, как благостного пастыря. Он продолжал: "И Господь как бы говорит мне так: иди разыщи тех, ради коих еще стоит и держится Русская Земля. Но не оставляй и заблудших овец, обреченных на погибель, на заклание, - овец поистине жалких. Паси их, и для сего возьми жезл сей, жезл благоволения. С ним овцу потерявшуюся отыщи, угнетенную возврати, пораженную - перевяжи, больную укрепи, разжиревшую и буйную - истреби, паси их по правде".

Это сознание своей архипастырской ответственности за весь Русский народ, за всю Святую и грешную Русь - объясняет первые шаги Патриарха Тихона, когда он в грозном послании обличал комиссаров и предавал анафеме за их злодеяния.

В этом замечательном послании есть нечто очень важное и характерное для Патриарха. Он был избран еще совсем недавно. Вести о коммунистических злодеяниях начали поступать, пока члены Всероссийского Собора еще не разъехались на Рождественские вакации. Настроения их были хорошо известны Патриарху, и у него не могло быть сомнений в том, что они поддержат всякий его протест или обличение большевиков. Однако Патриарх не стал ждать возвращения членов Собора снова в Москву. Он опубликовал свое знаменитое обличительное послание, которое было прочитано Собору митрополитом Кириллом в закрытом заседании. Патриарх этим показал, что ответственность за послание и риск возможных репрессий он берет лично на себя. Собор это понял и оценил по достоинству. Он поддержал Патриарха тем, что со своей стороны тоже издал послание в том же духе.

В таком же ключе было НОВОГОДНЕЕ СЛОВО патриарха Тихона, сказанное им в храме Христа Спасителя в Москве перед началом новогоднего молебна 1/14 января в 1918 году:
"Минувший год был годом строительства Российской державы. Но увы! Не напоминает ли он нам печальный опыт вавилонского строения? На всей земле был один язык и одно наречие. И сказали люди: построим себе город и башню высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошёл Господь посмотреть город и башню, которую строили сыны человеческие. И сказал Господь: сойдём и смешаем там язык их так, чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле (Быт. 11, 1, 4-5, 7-8). Не угодно было Господу строительство Вавилонское, противно планам Божественного домостроительства. 'Сотворим себе имя' -- не напоминает ли это желание наших прародителей быть яко боги (Быт. 3, 5)? Единый дотоле язык смешался в разные наречия, и единый народ разделился на разные племена, враждебные друг друга и истреблявшие одно другое.

Аще не Господь созиждает дом, всуе трудишася зиждущие его, напрасно рано встают и поздно просиживают (Пс. 126, 1-2). Это исполнилось в древности на вавилонских строителях. Сбывается днесь и воочию нашею. И наши строители желают сотворить себе имя, своими реформами и декретами облагодетельствовать не только несчастный русский народ, но и весь мир, и даже народы гораздо более нас культурные. И эту высокомерную затею их постигает та же участь, что и замыслы вавилонян: вместо блага приносится горькое разочарование. Желая сделать нас богатыми и ни в чём не имеющими нужды, они на самом деле превращают нас в несчастных, жалких, нищих и нагих (Апок. 3, 17). Вместо так ещё недавно великой, могучей, страшной врагам и сильной России они сделали из неё одно жалкое имя, пустое место, разбив её на части, пожирающие в междоусобной войне одна другую. Когда читаешь "Плач Iеремии", то невольно оплакиваешь словами пророка и нашу дорогую Родину.

Как Господь поверг на землю красу нашу, как разрушил укрепления, как отверг царей и князей наших. Страна, некогда многолюдная, стала одинока как вдова, великий между народами князь над областями делается данником. Горько плачет он, и слёзы на ланитах его, и нет у него утешителя. Враги его стали во главе, неприятели благоденствуют, и враг простёр руку на самое драгоценное у него. Воззри, Господи, и посмотри, как мы унижены, и есть ли болезнь, как наша, какая постигла нас. Весь народ воздыхает, ища хлеба, отдаёт драгоценности свои за пищу, дрова достаёт за большие деньги, и наследие наше переходит к чужим. Дети просят хлеба и никто не подаёт им. Евшие сладкое истаевают на улицах, и воспитанные в багрянице жмутся к навозу (Плач. 1, 1-2, 5, 10-12; 2, 1-2; 4, 4-5; 5, 2-4). И это в стране, бывшей житницею целой Европы и славившейся своими богатствами.

И вся эта разруха и недостатки оттого, что без Бога строится ныне русское государство. Разве слышали мы из уст наших правителей святое имя Господне в наших многочисленных советах, парламентах, предпарламентах? Нет. Они полагаются только на свои силы, желают сделать имя себе, а не так, как наши благочестивые предки, которые не себе, а имени Господню воздавали славу. Оттого Вышний посмеётся планам нашим и разрушит советы наши. Подлинно праведен Ты, Господи, ибо мы не покорны были Слову Твоему (Плач. 1, 18).

Забыли мы Господа! Бросились за новым счастьем, стали бегать за обманчивыми тенями, прильнули к земле, хлебу, деньгам, упились вином свободы, -- и так, чтобы всего этого достать как можно больше, взять именно себе, чтобы другим не оставалось. Заботимся о том, что преходит, -- прилежати же о душе, вещи бессмертней, совсем забываем. Оттого и наши заботы о создании 'храмин и житниц' постигает неудача. Церковь осуждает такое наше строительство, и мы решительно предупреждаем, что успеха у нас не будет никакого до тех пор, пока не вспомним о Боге, без Которого ничего доброго не может быть сделано (Iоан.15, 5), пока не обратимся к Нему всем сердцем и всем помышлением своим (Матф. 22, 37). Теперь всё чаще раздаются голоса, что не наши замыслы и строительные потуги, которыми мы были так богаты в мимошедшее лето, спасут Россию, а только чудо, -- если мы будем достойны этого.

Крестный ход с участием Патриарха Крестный ход из Aiehcaiidpo-HeecKOti Тихона. Петроград 1918 г. Лавры. Петроград 1918 г.

Будем же молить Господа, чтобы Он благословил венец наступающего лета Своею благостию, и да будет оно для России лето Господне, благоприятное (Ис. 61, 2) ."

С каждым днем росло притеснение Церкви и Патриарх получал все новые печальные вести о замученных священнослужителях и разграбленных святынях. Церковь отвечала на это крестными ходами и организацией объединений приходов. Когда в январе 1918 г. в Петрограде была объявлена реквизиция помещений Александро-Невской Лавры и состоялось большое народное собрание, то оно вынесло постановление: "Разъяснить всем православным не только в храмах, но и на рынках и площадях и везде, где можно, что Церковь Православная терпит открытое гонение". Решено было напечатать листовки для широкой раздачи всем слоям населения, призывая верующих объединиться для защиты Веры и своих святынь. В других городах принимались подобные же меры. Иногда они достигали цели. Это был отклик на послание Патриарха 6/19 января. В нем он призывал верующих: "Если нужно будет пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою". Обращаясь к архипастырям и пастырям, Патриарх писал: "Не медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной ревностью зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав Церкви Православной, немедленно устройте духовные союзы, зовите не нуждою, а доброю волею становиться в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления"...

По мере роста давления на Церковь, Она усиливала свое противодействие. По истечении года существования советской власти, Патриарх обратился к Совнаркому с новым обличительным посланием, помеченным 26 октября 1918 г.. В нем Патриарх перечислял преступления советской власти. Он говорил о том, что большевики разделили весь народ на враждующие станы, любовь Христову заменили ненавистью и вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду. "Никто, - писал Патриарх, - не чувствует себя в безопасности, все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела." Далее Патриарх говорит о преследовании Церкви: "Мы знаем, что наши обличения вызовут у вас только злобу и негодование и что вы будете искать в них лишь повода для обвинения нас в противлении власти; но, чем выше будет подниматься столп злобы вашей, тем вернейшим будет то свидетельством справедливости наших обличений". Патриарх призывал комиссаров отпраздновать годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры...

Тут Патриарх опять выступил как духовный глава Русского народа, он печаловался за него, за все бедствия, которые принес коммунизм на нашу землю.

Глава вторая. НА ТЕРРИТОРИИ БЕЛЫХ АРМИЙ

По России на землях, освобождаемых Белыми армиями от большевиков, органами власти добровольцев стали создаваться начальствующие церковные органы. Первым было образовано Сибирское Временное Высшее Церковное Управление (ВВЦУ). В ноябре 1918 г. в Томске состоялось Сибирское церковное совещание, в котором участвовали 13 архиереев, возглавлявших епархии Поволожья, Урала, Сибири и Дальнего Востока, а также 26 членов Всероссийского Собора из духовенства и мирян, оказавшихся на этой территории, не подконтрольной советской власти и занятой впоследствии войсками адмирала А. В. Колчака.

Почетным председателем Совещания был избран митрополит Казанский Иаков (Пятницкий), а председателем - архиепископ Симбирский Вениамин (Муратовский). В обращении к пастве участников совещания отсутствовали политические оценки положения в стране, а сам созыв совещания объяснялся тем, что вследствие гражданской войны "Сибирь и весь восток православной России оказался отрезанным от Москвы и пребывающих в ней Всероссийского святейшего патриарха и при нем Высшего церковного управления. Прекращение общения со святейшим патриархом для нас началось с мая месяца настоящего года и неизвестно, когда оно может быть восстановлено..." Исходя из необходимости организации и регулирования церковной жизни на этих территориях, отрезанных от высшей церковной власти, совещание образовало ВВЦУ во главе с архиепископом Омским Сильвестром (Ольшанским). Руководящее ядро в ВВЦУ Сибири помимо председателя составляли: епископ Уфимский Андрей (Ухтомский), архиепископ Симбирский Вениамин и профессор П. А. Прокопьев.

Совещание также постановило, что ВВЦУ "учреждается впредь до соединения и восстановления отношений с патриархом", которому оно обязано дать отчет по прекращении своей деятельности. Окончательно же ВВЦУ было оформлено лишь на Сибирском Поместном Соборе, состоявшемся в Омске после Колчаковского переворота, когда было свергнуто правительство членов Учредительного собрания.

По настоянию Верховного правителя Сибири адмирала А. В. Колчака местонахождение ВВЦУ было определено в Омске и оно "сношалось с правительством не непосредственно, а через министра исповеданий", которому вменялось в обязанность "направлять деятельность ВВЦУ". А. В. Колчак, разделявший идею устройства в России государства на теократических началах, рассчитывал, что Православная Церковь, соединенная с авторитарной системой власти, близкой настроениям русского крестьянства, поможет ему стабилизировать и контролировать политическую ситуацию в Сибири. Адмирал полагал, что идея защиты православия и исконных духовных национально-патриотических традиций может привлечь на его сторону не только крестьянство, но и всю нацию. В связи с этим он говорил: "Ослабла духовная сила солдат. Политические лозунги, идеи Учредительного собрания и неделимой России больше не действуют. Гораздо понятнее борьба за веру, а это может сделать только религия".

Из 3,5 тыс. священнослужителей, находившихся на территории, занятой войсками адмирала А.В. Колчака, около 2 тыс. человек составляло военное духовенство, бывшее в его армии. Ее "православной солью" были Полки Иисуса и Богородицы, созданные Сибирским ВВЦУ и, в частности, епископом Уфимским Андреем. В 1919 г. большевицкий журнал "Революция и церковь" писал о них как об обычных военных формированиях, отличавшихся от других подразделений нашитым на мундире восьмиконечным крестом: "Солдаты этих полков, как описывают очевидцы, наряжены в особую форму с изображением креста. Впереди полков идут… с пением молитв и лесом хоругвей облаченные в ризы и стихари служители культов. Состоят эти полки из наиболее… фанатично настроенных солдат колчаковской армии". Также были в белом строю проповеднические отряды, руководимые главой ВВЦУ архиепископом Омским Сильвестром.

К концу 1919 г., когда красные оттеснили колчаковцев вглубь Сибири, ВВЦУ переместилось в Иркутск и действовало здесь до 20 января 1920 г. После разгрома войск адмирала Колчака части членов ВВЦУ удалось эмигрировать в Шанхай и Харбин (впоследствии они примкнули к РПЦЗ), другие же, как например, архиепископ Омский Сильвестр, архиепископ Симбирский Вениамин и епископ Уфимский Андрей остались на родине и были арестованы в феврале 1920 г. в Новониколаевске. Их обвиняли в пособничестве Белой Армии и антисоветской пропаганде.

Вскоре же после ареста, 26 февраля архиепископ Сильвестр умер, а архиепископ Вениамин и епископ Андрей выступили с заявлением, в котором писали: "Мы не способны ни по характеру нашей церковной деятельности, ни по личным нашим наклонностям ни к какой противоправительственной ни явной, ни тем более тайной агитации и к существующей власти относимся вполне лояльно, почему и обращаемся с просьбой о нашем освобождении и прекращении наших дел". На основании этого заявления дело епископов было прекращено. Епископ Андрей был освобожден из-под стражи и "направлен в Уфу с тем, чтобы он там находился под надзором своих верующих, которые в случае нарушения принятых на себя обязательств, будут отвечать как соучастники".

Создание ВВЦУ на юго-востоке России связано с докладом в начале февраля 1919 г протопресвитера военного и морского духовенства отца Георгия Шавельского Главнокомандующему Вооруженных Сил Юга России (ВСЮР) генералу А. И. Деникину "о необходимости организовать высшую церковную власть". 2 марта генерал Деникин подписал письмо на имя архиепископа Донского Митрофана (Симашкевича), которого он просил "созвать совещание из епископов территорий [занятых добровольцами] и членов епархиальных советов по два от каждой территории". Отец Георгий с согласия А. И. Деникина сообщил архиепископу Митрофану, что, кроме указанных в письме от 2 марта лиц, "следует вызвать на совещание еще всех, пребывающих в Одессе, архиереев и членов Всероссийского Церковного Собора, находящихся на территории, занятой Добровольческой армией". Однако предполагавшееся в Новочеркасске совещание не состоялось - в городе разразилась эпидемия тифа и не было свободных помещений для его участников.

Совещание удалось провести лишь в конце апреля 1919 г. в Екатеринодаре, в помещении Кубанского епископа Иоанна. В нем участвовали: митрополит Одесский Платон (Рождественский), архиепископы Таврический Димитрий (Абашидзе) и Екатеринославский Агапит (Вишневский), протопресвитер Г. Шавельский, а также члены Всероссийского Церковного Собора (например, князь Е. Н. Трубецкой) и другие известные священнослужители и общественные деятели. Совещание постановило "признать неотложно необходимым учреждение органа Высшего церковного управления на территории действий Добрармии" и обратилось к старейшему архиепископу Ставропольскому Агафодору (Преображенскому) с просьбой "созвать областной церковный Собор в самый ближайший срок".

Этот Собор было решено составить "из всех находящихся на территории Добровольческой армии епископов и членов Всероссийского церковного Собора, присоединив к ним по 4 члена от каждого епархиального совета, как уже выбранного епархиями для завершения церковных дел". Кроме того, было решено включить в состав Собора 5 делегатов от военного духовенства, а также представителей "от командования Вооруженными Силами юга России". Совещание также просило Главнокомандующего ВСЮР А. И. Деникина "ассигновать на расходы 50 000 рублей". С 3 мая в Екатеринодаре под председательством протопресвитера Г. Шавельского начались заседания Предсоборной комиссии, подготовившей, по выражению ее председателя, "весь материал для соборной работы" (см.: Протопресвитер Георгий Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера Русской Армии и Флота. М.: Крутицкое подворье, 1996).

Перед открытием Собора в мае 1919 г. из Екатеринодара начал свое шествие по Кубани многолюдный и красочный крестный ход. Основное постоянное ядро его составляли 200 - 500 человек, к которым в станицах и городах примыкали и сопровождали до следующего населенного пункта тысячи людей. Этот крестный ход обошел 17 крупнейших станиц, с населением в несколько тысяч человек каждая, 2 монастыря, десятки церквей.

Крестный ход не сопровождался никакими политическими лозунгами и призывами. Епархиальные власти рассматривали его предназначение в том, чтобы "нести народу мир, духовный покой и моральное объединение враждующих между собой партий". По просьбе епархиальных властей Кубанский атаман разослал по станицам следующий приказ: "1) Народная душа измучена всеми пережитыми ужасами политической борьбы. Она жаждет найти себе духовное утешение. 2) Такое утешение дух человека может найти только в религии. 3) Отцы миссионеры подняли на себя великий подвиг пойти по всей Кубани со святынями и проповедью мира и братского объединения. 4) Народ и власть должны пойти им навстречу в этом великом святом деле и оказывать им радушный прием и всяческое содействие в деле проведения в народе добрых начала христианской нравственности".
19 мая в Ставрополе открылся Южно-Русский Церковный Собор, заседания которого продолжались до 24 мая 1919 г. В Соборе участвовали епархиальные и викарные епископы, клирики, миряне по выборам от Ставропольской, Донской, Кубанской, Владикавказской и Сухумо-Черноморской епархий, члены Всероссийского Поместного Собора, оказавшиеся на территории, занятой войсками генерала А. И. Деникина, а также представители от военного духовенства и командования Вооруженными Силами Юга России. Своим председателем Собор избрал архиепископа Донского Митрофана. Товарищами председателя были избраны архиепископ Димитрий, протопресвитер Г. Шавельский и князь Е. Н. Трубецкой.

Приветствуя "Поместный собор юга России, подымающий меч духовный против врагов Родины и Церкви", генерал А. И. Деникин выразил надежду, что Церковь будет освобождена от большевицкого плена. Однако некоторые обращения к Собору были отвергнуты большинством его членов. Так, не получило поддержки составленное членами Екатеринодарского братства Святого Креста во главе с протоиереем В. Востоковым воззвание, в котором предлагалось "объявить по войскам зов бороться прежде всего за гонимую Святую Церковь и за спасение распятой революцией России от жестокого ига еврейско-масонских организаций".

Принятое Собором обращение к всероссийской пастве выражало позицию прямой поддержки Белого Движения. "Героическое, победоносное движение к центру России Добровольческой армии, казачьих войск, - подчеркивалось в этом обращении, - поддерживаемое мощным, неудержимым движением войск адмирала Колчака, генерала Юденича и славных западных союзников русского народа, вселяет в души всех верующих русских людей чувства горячего упования с Божией помощью скорого избавления наших братьев, тяжко страдающих под игом большевизма в центральных губерниях России".

"Считаясь с невозможностью непосредственных сношений освобожденных местностей с патриархом Тихоном", Собор решил "впредь до восстановления правильных деловых сношений с патриархом Тихоном, Священным Синодом и Высшим Церковным Советом установить Временное церковное управления для епархий, уже освобожденных и постепенно освобождаемых Вооруженными Силами на юге России". В этом решении Собора также подчеркивалось, что "Временное высшее церковное управление сим получает всю полноту церковной власти в указанной местности и пользуется ею, пока не состоится... освобождение нашего святейшего патриарха Тихона, коему и будет дан отчет во всем совершенном от его имени на благо святой нашей матери - Православной Российской Церкви".

Раскрытая рака Преподобного Сергия при вскрытии мощей (не известны дата и место).

Вскрытие мощей Святого Михаила. Вид гробницы с мощами перед вскрытием. Тверь, 1922-1923 гг.

Собором были избраны в ВВЦУ: председателем архиепископ Донской Митрофан, товарищем председателя - архиепископ Таврический Димитрий, членами: протопресвитер Г. Шавельский, профессор-протоиерей А. П. Рожденственский, граф В. В. Мусин-Пушкин и профессор П. В. Верховский. По сведениям протоиерея В. Цыпина, членом ВВЦУ также являлся епископ Таганрогский Арсений (Смоленец). "На Соборе самый вопрос о бытии ВВЦ, - вспоминал протопресвитер Г. Шавельский, - вызвал несравненно меньше споров и трений, чем другой, попутный вопрос: где быть ВВЦУ". Сам о. Георгий "считал важным, чтобы ВВЦУ было там, где Главнокомандующий. Это необходимо было для возвышения власти последнего, а следовательно, и для прочности ее". Принятое Собором определение фактически означало, что "ВВЦУ будет там, где захочет Главнокомандующий". Первые заседания Высшего Временного Церковного Управления "происходили в Екатеринодаре, с переходом же ставки в Таганрог - иногда в Таганроге, чаще же в Новочеркасске".

Заседания ВВЦУ проходили ежемесячно и длились по 3-4 дня. По свидетельству о. Г. Шавельского, главное внимание ВВЦУ было обращено "на устроение и усовершенствование разных сторон церковной жизни", касавшихся богослужения, проповеди, переустройства учебного и воспитательного дела в семинариях и т. п., "а прочим делам отводилось второстепенное место, наградным же - последнее". Большая часть указов ВВЦУ была принята по инициативе и при активном участии профессора Ростовского университета П. В. Верховского.

Сравнивая работу дореволюционного Синода, Высшего Церковного Совета при патриархе Тихоне и Высшего Временного Церковного Управления, в которых о.Г. Шавельскому поочередно довелось заседать (в Синоде полтора года и полгода в ВЦС), протопресвитер считал, что наибольшее удовлетворение он получил от своего участия в ВВЦУ под председательством 73-летнего архиепископа Донского Митрофана. "Наш председатель, - вспоминал он, - сразу же внес в заседания ВВЦУ спокойствие, серьезность и деловитость, а мы все прониклись самым искренним и глубоким к нему уважением. Между членами ВВЦУ сразу установились драгоценные для дела: солидарность, единодушное доверие друг к другу, не нарушавшееся ни разу за время его существования, хотя камней преткновения на его рабочем пути было много".

В конце августа 1919 г. в Таганрог прибыл освобожденный под давлением союзников из польского, галицийского плена митрополит Киевский Антоний (Храповицкий). Он был включен в состав юго-восточного ВВЦУ в качестве его почетного председателя. По свидетельству о. Г. Шавельского, "вступление митрополита Антония в состав ВВЦУ не изменило ни курса, ни характера деятельности последнего". Вскоре митрополит уехал в Киев на свою архиерейскую кафедру и фактически до декабря 1919 г. не принимал участия в работе почетно возглавляемого им учреждения.

Биография Блаженнейшего Митрополита Киевского и Галицкого Антония (Храповцкого), основателя и первого возглавителя Русской Православной Церкви Заграницей, на этот момент сложилась следующим образом. Еще в раннем возрасте будущий митрополит, носивший тогда имя Алексей, со своею матерью посещал святыни Новгорода. Многие иноки и пастыри невольно останавливали свое внимание на живости, вере и горячем интересе мальчика к житиям святых и истории святынь, к которым мать приводила его поклоняться. С переездом семьи в Петербург интересы Алеши Храповицкого постепенно расходились с интересами его семьи -- культурной и образованной, верующей, но с основой более светской, чем церковной. А благочестивый Алеша, постоянно участвуя в службах Исакиевского собора, все больше приобретал церковных знаний и все больше заинтересовывал собою архиереев и духовенство. Многие молодые тогда архиереи сохранили симпатию к этому юноше и впоследствии способствовали его дальнейшему продвижению.

Не без противодействия родных Храповицкий после окончания гимназии поступил по конкурсу в Петербургскую Духовную Академию, которую окончил блестяще.Своим энтузиазмом он еще в Академии приобрел влияние прежде всего в том, что внес новую струю в ее богослужебную жизнь. Он с юных лет сознательно начал трудиться над укреплением православных церковных убеждений с мечтою о восстановлении в Русской Церкви Патриаршества. Уже тогда у него выработалось определенное мировоззрение, которое через его любовь к людям и личную привлекательность всегда распространялось вслед за ним, все более и более приобретая характер движения. Не всем оно было по вкусу. Так, Московский Митрополит Сергий (Ляпидевский) сразу по назначении невзлюбил молодого ректора Академии, видя в его деятельности элементы якобы сомнительного либерализма, далекого от традиционного формализма, который Митрополиту Сергию представлялся в утрированном виде, несогласном и с тем добрым и подлинным благочестием, которое в действительности насаждал в своей епархии Митрополит Филарет Московский.

Устранение молодого, ревностного ректора Академии из Москвы в Казань в то время могло казаться его друзьям и почитателям некоей катастрофой, но потом стало видно, что это было скорее благодетельным актом, ибо открывало ему новые пути работы. Перевод архим. Антония после его обучения и служения в Петербургской Духовной Академии, а затем его ректорства в Московской, казались большим понижением. Служебно это так и было. Но, с другой стороны, приобретя уже прочный круг почитателей и друзей в двух академиях, он теперь переносил свое влияние еще и на Казанскую Академию. И там тоже он скоро был утешен появлением нового круга последователей. Некоторое уныние в них всех вызвал перевод Епископа Антония в 1901 г. на Уфимскую епархию, которая сравнительно была захолустной, тем более, что православные руские люди на ее территрии были в меньшинстве. Однако и здесь Преосвященный Антоний все оживил и привязался к своей пастве так, что когда его в 1902 году перевели на большую и ответственную Волынскую епархию, он уезжал не без сожаления.

Переходя к возглавлению Волынской епархии, Преосвященный Антоний оставил Уфимскую епархию несравненно более успешной, чем она была, когда он ее принял незадолго до того. Но и новая для него Волынская епархия сразу перешла от прозябания к бурной жизни во всех ее областях. На Волыни он с первых же дней повел церковную жизнь самым энергичным образом, в особенности пользуясь Почаевской Лаврой как духовным центром. Там его ближайшим помощником и близким к простому народу вождем был архимандрит Виталий (Максименко), впоследствии Восточно-Американский Архиепископ РПЦЗ. Волынь помнила своего удивительного Архиерея вплоть до самой его блаженной кончины за границей. Известно, когда пронесся слух, что из Югославии на Волынь, возможно, приедет Митрополит Антоний, то волыняки просили передать ему, что только бы он доехал до границы, а там они уже на руках донесут его до Почаева. Нередко старые священники отказывались менять обветшавшие свои антиминсы только потому что они были подписаны Архиепископом Антонием.

Довольно скоро поле деятельности Архиепископа Антония еще расширилось ввиду назнаения его членом Синода. Это дало ему возможность шире распространять свои живительные православные идеи. В частности, он смог выдвинуть на первый план проект восстановления Патриаршества. Этот проект тогда не осуществился, но он был поставлен перед Русской Церковью с такой силой, что после переворота 1917 г. ничто уже не могло его остановить, несмотря на противодействия левых обновленческих кругов и Временного Правительства. В том же предреволюционном периоде надо отметить проведенную Архиеп. Антонием ревизию Киевской Духовной Академии, которая остановила начинавшееся уже под влиянием революции 1905 г. разложение Императорских духовных учебных заведений.

Архиепископ Антоний был самым ярким представителем людей, верных началам Православной Руси. Не удивительно поэтому, что новое Временное правительство поторпилось устранить таких людей от всякого управления. Одним из первых указов этой власти было увольнение ряда архиереев, начиная с трех Митрополитов. Одновременно с ними был лишен кафедры и Архиепископ Антоний. Он не стал бороться за ее сохраненеие, а безропотно направился в Валаамский монастырь, куда его привлекала монашеская жизнь. Но если устранение других епископов проходило беспрепятственно, подобно прочим революционным переменам, то тут планы убрать Архиепископа Антония не оправдались. Опираясь на новый закон об избрании народом епархиальных епископов, Харьковская епархия подавляющим большинством голосов избрала своим архиереем Архиепископа Антония. Революционая власть не смогла ничего сделать, чтобы воспрепятствовать его возвращению к управлению епархией.

Между тем, владыка Антоний уже прибыл на Всероссийский Собор, но еще не в качестве епархиального архиерея, а в качестве представителя ученого монашества. Возвращение его в Харьков было триумфальным и таким многолюдным, что и правительству пришлось с этим мириться. Архиепископ Антоний естественным образом оказался самым влиятельным членом Собора, так сказать, его вождем, конечно, направляя его прежде всего к восстановлению Патриаршества. Митрополит Антоний и получил при выборах Патриарха громадное большинство голосов, но меньше 2/3, и таким образом не мог считаться избранным без жребия, а жребий пал на Московского Митрополита Тихона. Вскоре после этого Собор разъехался на каникулы. Вместе с тем наступили смутные дни для Юга России. Там захватывали власть то коммунисты, то петлюровцы; в Киеве они сменились гетманом, который мог править более или менее спокойно при немецкой оккупации.

В Киеве уже осенью 1917 г. образовалась украинская церковная Рада во главе с заштатным епископом Алексеем (Дородницыным). Но им противостали верные Православию элементы. Однако положение значительно ухудшилось с занятием Киева большевиками. Сразу же начались кощунства и насилия. 25 января ст. стиля в Лавре был арестован и около нее убит Митрополит Владимир. Митрополит Антоний в те дни находился в Житомире, а в Киев приехал после его убийства. Начавшийся было украинский Собор прервался, и Митрополит вернулся в Москву для участия в Поместном Соборе. Он смог вернуться в Харьков к Пасхе, когда Юг России был освобожден от большевиков и оккупирован немцами. Вскоре в Киеве был собран окружной Собор, который избрал Владыку Антония своим Митрополитом. Выборы были немедленно утверждены Патриархом и Митрополит вступил в управление Митрополией, несмотря на попытки украинских шовинистов этому воспрепятствовать.

В декабре 1918 г. Киевом завладел Петлюра. 4/17 декабря Митрополит Антоний и Архиепископ Евлогий (Георгиевский) были арестованы. Перед самым арестом Митрополит успел собрать всех Епископов только что закончившегося Собора и с ними подписать обязательство верности Русской Церкви. Арестованных архиереев держали в самых тяжелых и оскорбительных условиях и отправили в Галицию, там поместили в маленьких келиях в униатском монастыре в Бучаче, где через некоторое время удалось их достигнуть посланцам из Киево-Печерской Лавры. Обращение базилианских монахов с узниками было неплохим. Митрополит Антоний не терял времени и писал разные статьи и руководства, в частности, "Опыт Православного Катехизиса". Через несколько месяцев петлюровцы были разбиты, и Митрополит с Архиеп. Евлогием оказались в руках поляков, нисколько не лучших прежних хозяев. Положение несколько выправилось, когда их привезли во Львов к униатскому Митрополиту Шептицкому.

Тем временем о Митрополите Антонии шли хлопоты в Париже, и по настоянию французов поляки его освободили. Он и Архиеп. Евлогий, сначала через Румынию, были доставлены в Константинополь, где были у Патриаршего Местоблюстителя Архиепископа Дорофея, а затем возвращены на Русь в Новороссийск. В сентябре 1919 г. Митрополит Антоний был радостно встречен в Киеве. Однако пребывание там Добровольческой Армии было непрочно, и во время одного налета большевиков Митрополит чуть не попал к ним в руки. Потом Митрополит Антоний поехал в Новочеркасск и Ставрополь, где происходил Собор с участием Высшего Церковного Управления Юга России.

В начале декабря 1919 г. при ВВЦУ был учрежден беженский комитет "для попечения о бежавших с севера священнослужителей, теперь наводнивших Дон и Кубань". В январе 1920 г. только в одном Кавказском монастыре (Кубанская епархия) их собралось около 120 человек. Положение большинства из них было трагическое. Они бежали, бросив все свои пожитки, и теперь нуждались во всем. На помощь беженцам-священнослужителям Главнокомандующий "русскими освободительными силами на юге России" генерал А. И. Деникин выделил в декабре 1919 г. 1 млн 800 тыс. рублей, которые были переданы в Церковно-беженский комитет при ВВЦУ. К январю 1920 г. почти половина этой суммы - 800 тыс. рублей - была роздана архиереям, в то время как "рядовым" священнослужителям указанный комитет выдавал весьма скудные единовременные пособия: "семейным священникам... лишь по 1000 руб., а одиноким по 500 руб." В Кавказском монастыре беженцам-священникам было отведено помещение с выбитыми стеклами, без отопления.

Особое место в деятельности ВВЦУ занимали меры по поддержке Белого Движения. По замечанию о. Г. Шавельского, юго-восточное ВВЦУ опередило все общественные выступления в том, что оно первое поддержало генерала А. И. Деникина в его стремлении признать адмирала А. В. Колчака Верховным правителем. На заседании 4 июня 1919 г. ВВЦУ постановило: "Поминать на всех богослужениях во всех церквах, после Богохранимой Державы Российской, Благоверного Верховного Правителя".

Кроме Беженского комитета при ВВЦУ в 1919 г. также был образован Церковно-общественный комитет во главе с архиепископом Евлогием (Георгиевским). Как показывает само название комитета, ему предстояла "разработка назревших вопросов церковно-общественной жизни и осуществление их".

Основной вопрос в то время, по воспоминаниям о. Г. Шавельского, состоял в том, "как остановить все растущее под влиянием наших неудач на фронте разложение тыла". В первой половине января 1920 г. архиепископ Евлогий на совещании из наиболее видных священнослужителей, находившихся тогда в Екатеринодаре, поставил задачу "содействовать успокоению все более волнующегося Кубанского казачества", на которого "теперь возлагали последние надежды". Совещание приняло решение разослать проповедников по разным станицам и, в первую очередь, в сборные мобилизационные пункты. Для этой цели были намечены способные проповедники. Но на другой день почти все избранные отказались, сославшись на нездоровье или на семейные обстоятельства. "В действительности же они, - вспоминал о. Г. Шавельский, - учли все неблагоприятные обстоятельства, с которыми соединялось проповедническое странствие по станицам: ...казачество было возбуждено против Добровольческой армии, деморализовано грабежами на фронте, прониклось революционной психологией и враждебно относилось ко всякому, кто пытался склонить его на другую сторону. Само собой, что призыв проповедника к защите фронта и к самопожертвованию мог сопровождаться не радостными для него возможностями".

Однако сам о. Г. Шавельский все же предпринял в конце января - начале февраля проповедническую поездку по некоторым станицам Кубани. "Была ли какая-либо польза от этой моей поездки?" - спрашивал себя протопресвитер много лет спустя и отвечал, "что не было никакой... моя поездка была, быть может, самоотверженным..., но бесполезным исполнением долга".

Отец Георгий сделал из этой поездки и другой, весьма примечательный вывод, что местное Кубанское духовенство в массе своей было равнодушно к политике вообще и, в частности, к патриотическим призывам белых. Кроме того, даже если бы это духовенство и захотело помочь белым, оно было неспособно оказать нужное для ВСЮР влияние на станичников. "Сытое сверх меры, - вспоминал протопресвитер о Кубанском духовенстве, - обеспеченное всякими благами, оно, за немногими исключениями, не шло дальше требоисправлений в совершении богослужений. Проповедь, духовное и вообще культурное воздействие на паству, - это как будто не входило в круг обязанностей станичных священников, оправдывавшихся большим количеством работы, т. е. треб".

Священнослужители ВСЮР не только несли службу как армейские священники, часть их участвовала в походах и боевых операциях в качестве военных командиров. Отец Георгий Шавельский, вступивший 27 ноября 1918 г. в должность "протопресвитера Добровольческой армии и флота" пишет в своих мемуарах:

"Прямого дела по моей должности было очень мало. Число священников в армии не превышало 50. Ездить по фронту не представлялось никакой возможности, так как части были очень разбросаны и раздроблены. Но косвенного дела оказалось уйма. Я в Добровольческой армии стал единственной инстанцией..., к которой обращались со всеми недоразумениями, сомнениями, неурядицами, касавшимися церковного дела". Подробно описывая "печальные явления" в главах с названиями "Недуги Добровольческой армии" и "Закат Добровольческой армии", протопресвитер отмечал широко распространенное в офицерской среде индифферентное отношение к вере и Церкви. Так, на собрании Союза офицеров тыла и фронта 5 марта 1920 г. в Новороссийске слово было предоставлено митрополиту Антонию (Храповицкому). Офицеры слушали его "небрежно; некоторые, повернувшись к нему спиной, закурили папиросы".

Взв шивиние церковных ценностей. 1921г.

Изъятие ценностей Гравер вынимает драгоценные камни. 1922 г.

Церковные ценности, изъятые из Храма Христа Спт итечя. Москва, 1922